Журнал «Филология и культура. Philology and Culture»

В статье рассматривается история создания дилогии И. А. Новикова «Пушкин в изгнании», состоящей из двух романов: «Пушкин в Михайловском» (1936) и «Пушкин на юге» (1944). Произведения написаны с опорой на фактологический материал: И. А. Новиков использует переписку современников А. С. Пушкина – М. Ф. Орлова, Е. Н. Орловой, М. С. Воронцова, П. А. Осиповой, В. А. Жуковского и др. Используются также другие источники: записки И. И. Пущина, мемуариста И. П. Липранди, дневниковые записи П. И. Долгорукова, воспоминания А. Ф. Вельтмана и В. П. Горчакова, А. П. Керн, М. И. Осиповой. Основным материалом для написания произведения стали различные автобиографические записи: дневники поэта, письма, заметки. Новиков включает в роман тексты стихотворений Пушкина, показывает процесс творчества, что помогает создать психологически достоверный образ поэта, воссоздать его жизненный путь. Полезным источником при создании дилогии послужили также рассказы писателей (В. Ф. Раевского, И. Д. Якушкина и др.) Роман, написанный в жанре беллетризованной биографии, получает признание критиков, по достоинству оценивших стиль и мастерство автора.

Пять новогодних (эонических) стихотворений декабриста В. К. Кюхельбекера, написанные им в одиночном заключении и в сибирской ссылке, – не только не замеченный исследователями «метатекст», но и философское высказывание поэта, его «бытие-в-пути». С одной стороны, они являются частью «новогоднего текста» русской поэзии XVIII – первой половины XIX века и потому интересны – в рамках исторической поэтики, истории жанров и истории метафизической поэзии в России – как этап в его развитии. С другой стороны, эти стихотворения показательны с точки зрения эволюции эстетических и философских взглядов Кюхельбекера, в частности ощущения им Времени и собственной «экзистенции». Кроме того, они свидетельствуют о консервации тех художественных поисков писателя, которые были прерваны трагическими событиями декабря 1825 года. Оторванный от живой литературной жизни, он продолжает развивать нисходящие и непопулярные уже традиции – гражданской и религиозной поэзии, соотносимые в сознании современников с классицизмом, прежде всего с жанрами торжественной и духовной оды.

Тяготение Кюхельбекера к архаизирующим стилю и жанрам, его постоянно ухудшающееся душевное и физическое состояние, семейные невзгоды, всегдашняя экзальтированность и пр. своеобразно проявили себя в эволюции новогодней темы в его стихотворениях. Ощущение своей «заброшенности», ненужности, а позднее – и бессмысленности существования привели его сначала к созданию странных произведений – амальгам из од, элегий и молитв, затем к написанию «новогодних псалмов» и, наконец, к необычному стихотворению, которое очень условно можно назвать «метафизической одой» о «пограничной ситуации».

Анализ новогодних стихотворений и дневниковых записей Кюхельбекера проводится в статье в рамках методологии исторической поэтики, сравнительного литературоведения и теории составных текстовых образований.

В жанровом движении якутской прозы второй половины XX века значимо развитие биографической, историко-биографической повести. Так, в 1980–90-е годы активен жанр лирико-биографической повести в творчестве Н. Лугинова, В. Яковлева-Далана, И. Сосина и др. В тексте данной разновидности жанра доминирует лирическое начало, концептуальна авторская позиция. Дальнейшее углубление социально-философского аспекта в жанре выражено в произведениях Н. Мординова-Амма Аччыгыйа, С. Данилова, Н. Лугинова. Более всего черты жанра историко-биографической повести проявились в произведении Р. Кулаковского «Жизнь отца». Общим для биографической прозы является углубленное внимание к духовно-нравственному формированию героя на фоне социально-исторической эпохи. Текст биографического повествования отличает сложная нарративная конструкция, контекстная диалогичность.

В якутской биографической прозе концептуально значение пейзажных описаний, воссоздается своеобразный геокультурный образ северной земли, «сибирский текст» как особая ментальная система представлений о мире и человеке. В целом во второй половине ХХ века якутская литература обогатилась появлением значимых произведений в жанре лирико-биографической, историко-биографической повести.

Статья посвящена дилогии «Да, господин министр» и «Да, господин премьер-министр» английских сценаристов Джонатана Линна и Энтони Джея о Джиме Хэкере, вымышленном британском политике. Эти произведения являются новеллизацией, так как основаны на популярном ситкоме, который шел по каналу BBC2 в 1981–1984 и 1986–1988 годах. Жанр дилогии можно определить как мокьюментари, так как произведения представляют собой имитацию документалистики. В основе произведения лежат дневники Джима Хэкера, якобы полученные редакторами для публикации. В них через изменение стиля повествования можно отследить эволюцию героя. Также в книги включены воспоминания сотрудников министра, которые позволяют взглянуть на события с другого ракурса. Кроме дневниковой формы, авторы включают в свое произведение и служебные записки, которые выполняют функцию средства общения и еще кодекса британских чиновников. Одним из главных объектов высмеивания являются средства массовой информации. Авторы подвергают критике их стремление создать новость из ничего, а также сделки с властью. В то же время включение в книги имитаций интервью, статей и заголовков также создает сатирический эффект.

Статья посвящена исследованию интермедиального пролога романа «Дева в саду» современной английской писательницы Антонии Сьюзен Байетт, который является первым романом тетралогии о семье Поттер. Композиционно экфрастическая экспозиция как предваряет основное действие романа, так и завершает его хронологически и сюжетно. Пролог романа образует бесконечный герменевтический круг поиска смысла в искусстве и в жизни, реализующийся в постмодернистском ключе. Размышления о ключевых фигурах английского Возрождения, в особенности о Елизавете, Марлоу, Шекспире, представляют постмодернистскую картину мира с идеями о множественности интерпретаций, переворачивании верха и низа, игры слов, игры ради самой игры, поиска истины как игры. Театр, литература и портретная живопись акцентируют сравнение эпохи Елизаветы I, эпохи английского Ренессанса, эпохи Елизаветы II, эпохи Нового Елизаветинского времени и образуют единое пространство диалога, рефлексии, интерпретации искусства и жизни. Пересечение трех типов дискурса – театрального, живописного и литературного – акцентирует диалог вербального и визуального, получая философское осмысление на страницах романов тетралогии. Упоминание «вербального портрета перед визуальным портретом» самой Байетт в эссе «Портреты в художественной прозе» подчеркивает значимость пересечения разных видов дискурса в романе, акцентируя диалог статичных и динамичных видов искусства с целью их сопоставления и рефлексии о возможностях выхода за пределы границ каждого из них.

В статье рассматриваются ключевые особенности художественного мира романной прозы Захара Прилепина. Сопоставление романов писателя (прежде всего «Патологий» и «Обители») обнаруживает единый в своих основах алгоритм: сюжет, отслеживающий процесс преодоления главным героем различного рода экстремальных ситуаций, поначалу разворачивается неспешно, однако последняя треть текста всякий раз характеризуется стремительным уплотнением времени и резким сгущением мрака, достигающим в финале максимальной концентрации. Развернутый анализ позволяет выявить систему инвариантных ситуаций, мотивов, тем, которые составляют основу большинства романов писателя. Особая роль принадлежит в конструкции главных прилепинских романов мистериально-эсхатологическому компоненту, связанному с погружением героя в ад-апокалипсис и высвечивающему универсальную трагедию человеческой богооставленности (мотив богооставленности человека, как правило, обнаруживает у Прилепина эдипальные коннотации, поскольку образ умершего отца, постоянно всплывающий в воспоминаниях героя, явно соотносится с фигурой Бога).

Активная общественно-политическая деятельность писателя Прилепина порой настраивает читателей его художественных произведений на поверхностно-публицистический лад, что оборачивается редукционистским восприятием их. Между тем романы Захара Прилепина обнаруживают общую метафизическую, мистериально-эсхатологическую первооснову, которая оригинальна, сложна и требует серьезного осмысления.

В статье обсуждается проблема феномена игровой зависимости. Специфика проявления игромании рассматривается на примере произведения художественной литературы: в процессе анализа романа русского писателя XIX века Федора Михайловича Достоевского «Игрок» показано, что в художественной литературе образно и ярко отражены признаки и состояния зависимого человека, актуализирующие эмоциональное восприятие читателя и облегчающие задачу осмысления им негативных последствий аддиктивного поведения. На основе данных сравнительно-сопоставитель­ного анализа социально-психологического портрета главного героя романа Ф. М. Достоевского и симптоматики игровой аддикции, представленной в Международной классификации болезней МКБ-10 (F63.0 – патологическое влечение к азартным играм), формулируется вывод о том, что в романе «Игрок» писателем в наглядно-экспрессивной форме и с предельной точностью отражена логика и динамика формирования игровой зависимости от момента ее зарождения до ситуации обнаружения этой зависимости и проявления ее в полном объеме. Полученные результаты могут использоваться в качестве превентивного ресурса в работе с лицами, характеризующимися склонностью к игровой зависимости, а также применяться как эмоционально-образное средство в практике психотерапии игровой аддикции.

Статья посвящена исследованию табу-запретов в татарских народных волшебных сказках. Рассматриваются некоторые вопросы, связанные с запретами и с их генетическими корнями. Приведены примеры волшебных сказок («Волшебный прут», «Одиннадцатый Ахмет», «Болтливый», «Не сдержавший слово» и т. д.), в которых встречаются разного вида запреты, не разрешающие раскрыть сущность развития сюжета. В анализируемых текстах сказок доминирует мифологическое мировосприятие, диктующее, чего человек не должен делать и что должен предпринять в случае вольного или невольного нарушения запрета. В ходе исследования было выявлено, что в волшебных сказках моральная норма порождает богатство данной тематики и разнообразие ситуаций, в которых проявляются нравственные качества личности. Нарушение запретов приводит к затруднению действия сюжета и изменению хода действий. Изучение запретов в контексте сказок поможет воссоздать наиболее полную картину духовного облика татарского народа, его моральных и нравственных нормативов. Рассмотрение сказок помогает выявить не только средства и механизмы, вследствие чего сказки становятся интересными, но и способствует расширению идеологии и жизненных устоев прошлого. Это доказывает, что истоки различных видов и форм табу лежат в большинстве случаев в условиях реальной жизни общества.

В статье раскрывается функциональное и смысловое поле фольклорных образов-символов в татарской поэзии 1920-30-х годов на материале поэтических произведений М. Джалиля, Х. Туфана и А. Файзи. Авангардные поиски в области формы стиха двадцатых годов, игра с усложненными приемами, возможность создания образа из большого количества мозаичных деталей приводят поэтов к фольклорным образам-символам. В рамках данного исследования доказывается, что фольклорные образы-символы воспринимаются как возможность смены художественных парадигм, возобновления идейной и философской глубины, многозначности, возможности «двоякого прочтения» текста и национальных традиций татарской поэзии. Научная новизна определяется иным подходом к изучению фольклорных образов в структуре поэтических произведений: в ходе исследования акцентируется внимание на их использование в роли символа как структурообразующего компонента. В ходе исследования выявляется, что простота изложения, музыкальность, характерная для народных песен, в татарской поэзии данного периода становятся доминирующей особенностью. Этому способствуют и социокультурные особенности национального художественного мышления. Все это позволяет констатировать, что возрождение фольклорных образов и художественных средств в татарской поэзии данного периода свидетельствует об огромной роли поэтов, осуществлявших поиски в области формы и содержания поэтических произведений, в общелитературном процессе.

Статья посвящена влиянию творчества П. А. Вяземского (1792–1878) на поэзию О. Г. Чухонцева (р. 1938). У современного поэта есть предшественники, чьи поэтика и эстетика не просто служат источниками отдельных параллелей, отсылок и аллюзий, а оказываются для него важными в целом. Выявленные и проанализированные подтексты позволяют говорить о существовании целого «пласта Вяземского» у Чухонцева. Поэт обращается к опыту классика с середины 1960-х годов по настоящее время.

Связь современника с классиком не сводится к частностям. Позиция лирического героя Чухонцева в некоторых сущностных моментах близка позиции героя Вяземского. Это позиция литературного одиночки, чувствующего все увеличивающийся разрыв со своим временем и сознательно обращенного на культуру минувшей эпохи. Подобный «эстетический стоицизм» предполагает и мотив специфической внутренней гордости героя: не он выпал из своего контекста, но контекст смещается не в ту сторону. В итоге некоторая сознательная «архаизация» индивидуальной эстетики оборачивается ее «авангардностью»: ориентация на выдающийся поэтический опыт прочно забытых классиков зачастую позволяет быть стихам поэта художественно более убедительными и радикальными, чем иным текстам современников, неукорененных в культурной традиции.