Журнал «Филология и культура. Philology and Culture»

Статья посвящена постколониальному вектору современной русской литературы и его колониальному претексту. На материале русской литературы о Туркестане обозначены три фазы колониального дискурса: первая фаза связана с захватом туркестанской территории российской армией в XIX веке (события этого периода наиболее подробно и всесторонне отражены в прозе Николая Каразина, однако наиболее четкая оценка колонизации Туркестана прозвучала раньше – в очерковых произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина), вторая фаза связана с историей ХХ века, когда в литературе и других видах искусства сформировался советский ориенталистский канон (в качестве примеров названы «Джан» и «Такыр» Андрея Платонова, роман «Гнет» Анны Алматинской, повесть «Улица оружейников» Камила Икрамова, а также фильм Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни» и др. произведения, созданные в советскую эпоху), третья фаза – собственно постколониальная литература, которая начала вызревать – аллюзивно – в неподцензурном формате с 1970-х годов и далее, вплоть до наших дней. В сюжетах прозаических произведений современных авторов: Дины Рубиной, Людмилы Улицкой, Андрея Волоса, Аделя Хаирова, Аркана Карива, Сухбата Афлатуни и др. – поднимаются полиэтнические, бикультурные и биментальные проблемы бытия бывших советских окраин. Более пристальное внимание уделено в статье творчеству писателя Сухбата Афлатуни, проза которого строится исключительно на постколониальной проблематике. Среди особенностей поэтики прозы Сухбата Афлатуни можно назвать акцентированное изображение genius loci – места, наделенного чертами амбивалентности: земля обетованная и одновременно агонизирующая, превратившаяся в «летаргарий». В статье намечена новая фаза колониального дискурса – постпостколониальная (на примере романа Владимира Сорокина «Теллурия»).

Статья посвящена феминистской ревизии античной мифологии. Как известно, обращение к классическим текстам является одной из наиболее характерных черт современной феминистской литературы и драматургии. Эти произведения рассматриваются как наиболее показательные свидетельства мужского шовинизма в патриархальном каноне. Одним из сюжетов, который продолжает привлекать внимание драматургов, является миф о Федре. Самыми известными из последних феминистских версий этого мифа стали «Любовь Федры» Сары Кейн (1996) и «Федра в бреду» Сьюзан Янковитц (1998), ставшие объектом исследования в данной статье. Сразу же следует отметить, что радикального переосмысления и деконструкции классического канона ни в той, ни в другой пьесе не происходит, так как оба драматурга следуют сюжетной канве Еврипида, Сенеки и Расина. Наибольший интерес здесь представляет пьеса Кейн, которая рассмотрена более подробно. От предшественников ее отличает не сюжет, который в целом следует знакомой схеме, но, скорее, характеристики героев и повышенный эмоциональный тон. Кроме того, пьеса перенесена в современность и изображает будни европейской королевской семьи. Прослеживая эволюцию истории от Еврипида и Сенеки до Сары Кейн, мы видим, что происходит сдвиг от всепоглощающей силы божественного эроса в сторону более фундаментального желания героини быть понятой, которое проступает даже сквозь эротическое влечение. Так, «Любовь Федры» следует традиции предыдущих постеврипидовских адаптаций, изображая страстное желание быть понятой, которое наталкивается на холодность; это психологическая драма, разворачивающаяся на современном социополитическом фоне с характерными феминистскими акцентами, такими как резко негативное изображение мужчин, изображение женщины как субъекта, вторжение в такую ранее запретную для женщин сферу, как изображение изощренного насилия.

В статье рассматривается роман Джулиана Барнса «Артур и Джордж», который затрагивает проблемы, характерные для постколониального романа, будучи при этом формально романом колониальным, если основным критерием атрибуции такого романа считать национальную принадлежность автора. Джулиан Барнс, один из ведущих представителей современной английской литературы, не может пройти мимо актуальных для нее проблем, в частности проблемы существования колониального Другого в английском обществе. Специфика авторского подхода состоит в том, что он рассматривает не современную ситуацию, как постколониальные авторы, а ситуацию конца XIX века, когда индийцы (точнее, парсы), живущие в метрополии, были, скорее, уникальным явлением. Рассматривая судьбу реальных исторических персонажей, Джорджа Идалджи, скромного юриста из провинции, и знаменитого писателя Артура Конан Дойла, Барнс, с одной стороны, в очередной раз дает национальный портрет своей страны на рубеже XIX–XX веков, сравнивая дело Идалджи с делом Дрейфуса, а с другой – во многом переносит на эту эпоху систему ценностей следующего рубежа, подчеркивая, что причиной преследований Идалджи могли быть не столько расовые, сколько социальные предрассудки, не менее характерные для англичан, чем национальные.

Целью исследования является обнаружение и выявление специфики современного немецкого романа о художнике в ситуации смены литературных эпох на Западе. Для достижения этой цели в статье проводится сравнительный анализ двух знаковых произведений немецкой литературы нового времени: «Парфюмера» (1985) П. Зюскинда и «Магии Берхольма» (1997) Д. Кельмана. В ходе исследования выявляется сходство в трактовке образов художников: гения парфюмерного искусства Жана-Батиста Гренуя в романе П. Зюскинда и непревзойденного иллюзиониста Артура Берхольма у Д. Кельмана. В анализе романов учитывается традиция произведений о художниках, созданных немецкими писателями XX и XXI веков, что позволяет выявить в них связь с ведущими тенденциями в развитии этой жанровой разновидности в ее специфически национальной модификации. В них также делается акцент на трагической судьбе гениального художника. В основе такого взгляда на художника – модернистский подход, связанный с идеей тотальной власти хаоса, первобытной враждебности мира, трагедии отчуждения. В статье раскрывается, как П. Зюскинд и Д. Кельман, следуя этому пути, акцентируют гениальность своих героев-творцов, выявляя, с одной стороны, их необычайную силу, а с другой стороны, ее темный, разрушительный характер, способствующий торжеству хаоса и абсурда, нравственному разложению, уничтожению красоты. Результатом исследования является то, что при обозначении утвердившейся в современном отечественном литературоведении принадлежности этих романов к разным эстетическим парадигмам – постмодернистской и модернистской – в статье обосновывается возможность их отнесения к актуальному в современной западной литературе течению – неомодернизму, соединяющему в себе черты и того, и другого направления. В романе П. Зюскинда видимая укорененность героя в реальности оборачивается фикциональностью его существования, у Д. Кельмана предельная субъективность повествования, демонстрирующая его условность, напротив, утверждает «материальность» творчества как того, что оставляет след в жизни.

Статья посвящена анализу феноменов стилистической и образной гибридности как главной особенности прозы русских и английских писателей рубежа XX–XXI веков. Cовременная российская и русскоязычная литература (А. Волос, Д. Рубина, С. Афлатуни, А. Хаиров и др.) представляет собой крайне интересное и сложное мультикультурное пространство, в котором пересекаются этносы, культуры, языки, и литература такого порядка начинает представлять собой своеобразный палимпсест, который становится не только экспериментальным полигоном для обогащения русского языка заимствованиями и языковыми интерференциями, гибридными лингвистическими образованиями, но и способствует культурному диалогу между славянскими, азиатскими и западными цивилизациями, столь необходимому в нашу неспокойную в политическом отношении эпоху. В современной английской литературе одним из самых ярких писателей, использующих гибридную образность в своих произведениях, является писатель индопакистанского происхождения Салман Рушди (романы «Дети полуночи», «Стыд», «Последний вздох Мавра» и др.). На примере его творчества можно выдвинуть гипотезу о том, что гибридность не означает стирание или отказ от какого-либо набора традиций, но, скорее, подчеркивает текущее развитие коренных культурных форм, взаимовлияние между различными историями и традициями. Таким образом, гибридность – это не всегда упразднение традиции, хотя такое со временем может случиться. Данный феномен олицетворяет, скорее, вбирание одной традиции другими. Можно сделать предположение, что степень и парадигмы гибридизации традиций и обычаев варьируются в широком диапазоне в зависимости от культурных, политических и экономических обстоятельств. В результате этого процесса происходит своего рода примирение коренных и привнесенных форм, даже в то время, когда эти формы продолжают существовать независимо.

Статья посвящена анализу восприятия личности и творчества Чарльза Диккенса русской журнальной публицистикой начала 1870-х гг., когда смерть писателя вызвала всплеск интереса к нему и его произведениям. В статье демонстрируется, как по-разному русские «толстые журналы» различной идеологической направленности («Дело», «Вестник Европы», «Нива», «Русский вестник») в некрологах и аналитических статьях, написанных под впечатлением ухода из жизни Диккенса, расставляют акценты русской рецепции английского писателя. В статье показывается, что обращение к Диккенсу интересно еще и тем, что его творчество оказало влияние не на ограниченный круг читателей, а на все русское образованное общество: несмотря на различие взглядов, русские публицисты того времени едины в оценке силы его таланта и нравственного воздействия его произведений. Анализ рецепции творчества Диккенса в этот период доказывает, что обращение России к английскому социокультурному опыту во многом объясняется запросами общественно-политической жизни страны. Работа показывает, что рецепция Диккенса в этот период представляет интерес и с точки зрения истории литературы, так как это было время, когда русская критика и читающая публика требовали от литературы принципиального обращения к острым социальным и нравственным аспектам современной жизни, ставили вопрос об ответственности писателя перед обществом, акцентировали острые вопросы развития русского реализма.

В статье выявляются не только особенности отношения к Диккенсу того или иного печатного издания или конкретного публициста, связанные с продиктованными временем акцентами, но и определяется то общее, что позволяет задуматься об истинной художественной и нравственной ценности литературы, общечеловеческое начало которой способно преодолевать географические, межкультурные и идеологические границы, напоминая людям об их единой общечеловеческой сути. Уникальность отзывчивости русского читателя к инонациональному художественному воздействию, о котором писал Ф. М. Достоевский, делает обращение к этой теме на русском материале еще более интересным и значимым.

В статье рассматривается имагологический аспект новеллы С. де Бовуар «Недоразумение в Москве», который раскрывается в различных нарративных планах произведения, соединяющих как документально-публицистические, так и субъективно-психологические параметры рецепции инонационального. Гетерообраз советской России проанализирован в аспекте «двойного отражения» категории национального, объективированной в новелле как в плане национального «воображаемого» (первичное моделирование положительного имагообраза России Сартром), так и с точки зрения корректировки данного образа в ходе непосредственного восприятия чужого / другого, ведущей к его девалоризации. Восприятие России в новелле «Недоразумение в Москве» связано в статье с философскими и идеологическими установками С. де Бовуар и Ж.-П. Сартра. Выстраивание национального образа Симоной де Бовуар охарактеризовано и сквозь призму традиционных стереотипов о России, и, прежде всего, в контексте мировоззренческих исканий героев, эволюции их социально-политических взглядов, а также в соответствии с сюжетообразующей моделью имагологического текста, описывающей этапы освоения индивидом инокультурного пространства. В частности, показано, как герои произведения проходят путь от осознания инаковости по отношению к другой культуре к адаптации к её реалиям и дальнейшей идентификации с ними, которая, однако, заканчивается углублением отчуждения от советской действительности. Таким образом, репрезентация России в произведении С. де Бовуар представлена как многоуровневый процесс, а образ России выстроен как сложная имагологическая конструкция.

В статье исследуется специфика реализации мифологемы смерти / рождения в романе русского писателя, филолога, специалиста по древнерусской литературе Е. Водолазкина «Лавр». Обращение к данной теме определяется тем, что проблема существования времени, тесно связанная с осмыслением смерти, становится основной в современной культуре. Задачей исследования является определение сущности размышлений писателя, обращающегося к материалу русского Средневековья, о смерти в аспекте соотношения времени и вечности, телесности и духовности, общего и личного. Исследование романа «Лавр» дает основание утверждать, что мифологема смерти / рождения реализуется на нескольких уровнях: в структурной организации романа и в системе образов, в отсылке к мотивам античного и евангельского мифов о смерти и воскресении Бога. В результате выявлено, что в структурной организации романа доминируют принципы цикличности и круга. Другой стороной реализации мифологемы смерти / рождения становится акцентирование отсутствия четкой границы между миром живых и мертвых. Это проявляется в характерном для средневекового мира в целом сосредоточении на телесном выражении смерти и воскресения. Целительство как дело жизни героя, направленное на сохранение тела, становится в конечном счете средством для спасения души. Итогом исследования является утверждение мифологемы смерти / рождения как структуро- и смыслообразующей в романе. Ее функцией становится обозначение напряженных раздумий писателя о категориях времени и истории, о смысле сущего. Герой проходит путь от ипостаси, связанной с циклической сменой смерти / рождения как обозначения движения времени, к ипостаси, связанной с идеей возможности преодоления времени. Такое преодоление связано с движением к Богу как окончательным уходом от смерти в жизнь вечную.

Статья посвящена исследованию этнообраза одного из самых малочисленных народов Восточной Сибири – кетов – в очерках, травелогах, реалистической прозе русской литературы с начала XVIII века до начала ХХ века. В этот период времени их называли «енисейскими остяками». Среди малых народов Восточной Сибири путешественники и этнографы с XVIII века отдавали предпочтение тунгусам (эвенкам) как самому многочисленному и благородному этносу. Кетам досталась роль самого бедного, несимпатичного и маргинального этноса. Подобное отношение к ним этнографов можно назвать идеальным колониальным аттитюдом. Однако некоторые путешественники, прежде всего лингвист М. Кастрен, все же отмечали их особое простодушие и наивность, старались найти в них европейские антропологические черты. Первого настоящего защитника кеты нашли в лице этнографа конца XIX – начала ХХ века В. Передольского, создавшего серию драматичных беллетризованных очерков, посвященных их безотрадной участи. В них кеты предстают вымирающими жертвами бесчеловечных русских торговцев и священнослужителей. Бедность, голод, алкогольная аддикция кетов объясняются исключительно негативным воздействием русских, которые приобретают в описании В. Передольского инфернальные черты.

Предметом анализа в статье является эволюция литературно-критических рефлексий представителей разных направлений и течений XIX – начала XX века, в которых осуществлялось конструирование представлений о национальном своеобразии литературы. В ходе исследования выделены как некий инвариант представлений о национальной идентичности литературы, так и индивидуальные вариации, не нашедшие дальнейшего развития в литературном самосознании. Постановка проблемы национального своеобразия русской литературы связана с предромантизмом. Осознание необходимости самобытной литературы в России приводит А.Тургенева к мысли о том, что русская оригинальность должна проявиться прежде всего в самой окружающей жизни, свободной от некритичного заимствования. От А. Тургенева прослеживается традиция отрицания подлинно национальной литературы в России, продолженная в выступлениях В. Кюхельбекера, А. Бестужева, Д. Веневитинова, А. Пушкина, раннего В. Белинского. Символическим выражением этого представления становится формула «у нас нет литературы». Большинство романтических трактатов написаны в риторике ожидаемого будущего. Особое место в конструировании представлений о национальном своеобразии литературы занимают статьи В. Белинского. Его ранние сочинения также напоминают выводы романтической эстетики. Однако в обозрениях русской литературы 1840-х годов он связывает историю литературы с миросозерцанием народа. Одним из первых он замечает тенденцию формирующегося литературоцентризма в русской культуре. Начиная с В. Белинского большая часть критических и историко-литературных дискурсов о русской литературе формулируется в рамках литературоцентристской направленности. В рассуждениях с 1870–80-х гг. начинает конструироваться образ самобытной литературы, противопоставленной литературе европейских стран. Новый импульс проблеме национальной идентичности в литературе придает эпоха серебряного века. Из рассуждений критиков и историков литературы конца XIX – начала XX века в статье выделено сосуществование двух оппозиционных идеологий. Первая апеллирует к литературоцентризму, однако увеличивается число тех, кто говорит об искусственности такой ситуации. И все же идеология литературоцентризма остается преобладающей.